По мере открытия створок и выдвижения бомб усилился шум воздуха, на рулях появилась дополнительная нагрузка. "Сандерленд" не строился именно как бомбардировщик, у него даже не было специального прицела. Аллейн собирался сбросить наугад. Он представил всю картинку в голове, пытаясь понять, где упадут бомбы.
Далеко внизу мерцали огни Массавы. Они погасли одновременно с тем, как Аллейн почувствовал отделение бомб. В этот странный миг он задумался, как будто сам сброс мог стать причиной затемнения. Внизу вспыхнули четыре ярких сполоха. Он понимал, что чего-то лучшего сейчас сделать нельзя.
- Готовьте вторую серию.
Он заложил долгий пологий вираж. Трюмные сейчас цепляли лебёдками бомбы из укладок, перемещали и вывешивали их на замки под крыльями. Тяжелая, утомительная работа на борту самолёта, идущего без габаритных огней над враждебной территорией. Люди, которые задумывали этот налёт, вряд ли представляли, каково оно.
Перезарядка заняла больше времени, чем он ожидал, но в итоге всё было готово. Аллейн пошёл на второй заход. Цель к этому времени полностью погрузилась во тьму, и он нажал сброс, просто ориентируясь по контуру побережья. Из-за этого у него не было уверенности, попадёт ли он в Эритрею вообще. Всё внимание ушло на то, чтобы разглядеть хоть какие-то детали внизу. Когда Аллейн посмотрел вверх, его первым впечатлением было, что ближайшая область неба несколько более тверда, чем должна быть. Вторым - что у него всего доля секунды на расхождение с "Сандерлендом", летящим навстречу.
Он увалился вправо, преодолевая сопротивление рулей и едва не поставив огромную летающую лодку на кончик крыла. Чудо, но второй "Сандерленд" сделал такой же манёвр. Самолёты разминулись буквально на ладонь. Подрагивая от пережитого, Аллейн включил внутреннюю связь.
- Вы там все в порядке, алё?
- В порядке? Ты спрашивашь, в порядке ли мы? Ну я в вцепился, блин, в стрелка, так что в порядке. И он, зараза, ещё ржал надо мной, пока я на нём висел.
Голос Кларка не дрожал. Аллейн догадался, что он знает, насколько близки были к столкновению самолеты. Самоуспокоение - это норма.
- Такие дела, ребят. Подобные ночи для настоящие бомбовозов, не для нам. Мы идем домой, и хватит. Если начальство захочет, чтобы мы повторили налёт, может само садиться, блин, за штурвал.
Север Кении, Эль Йибо, Натальский драгунский дивизион
- Ладно, братцы, будьте готовы к броску.
Сержант Дирк Клаас спокойно передал слова, хотя реальной необходимости в этом не было. Все и так знали, что по итальянским позициям напротив вот-вот нанесут удар.
Вдоль горизонта запульсировали вспышки. Позади стояли две батареи, на первой были два взвода по шесть 84-мм гаубиц, а на второй один 84-мм и один 100-мм гаубиц. Снаряды провыли над головами. Клаас долго служил в южноафриканской армии и на слух уверенно определил, что пока стреляют только 84-мм орудия. Стомиллиметровки приберегали снаряды для непосредственной поддержки пехоты, когда та пойдёт в атаку. На итальянских позициях поднялись разрывы. Едва они опали, тут же прилетела очередная серия.
В европейских армиях 84-мм полевую гаубицу критиковали за то, что она "слишком лёгкая". Но зато относительно небольшие снаряды позволяли вести скоростной огонь, и это было чрезвычайно важно, когда нельзя дать противнику поднять голову и очухаться. Клаас не сомневался, что канониры работают как черти, загоняя в стволы снаряд за снарядом. Он мельком посмотрел на наручные часы и засёк время.
- Наверх, братва. Бежим за снарядами.
Южно-африканские пехотинцы устремилось из окопов, бегом пересекая пространство, отделявшее их от позиций противника. Звук над головой немного изменился. Ряд разрывов поднялся примерно на сто метров дальше, накрыв вторую линию траншей. И в это время 100-мм гаубицы уложили снаряды в первую линию, разнося проволочные заграждения и вновь заставляя итальянцев укрыться. Пехотинцы, бежавшие впереди, упали на землю, подавляя окопы огнём из винтовок и "Бренов". Следующие пробежали между ними, приблизились и повторили то же самое, а ранее залёгшие поднялись и хлынули в окопы.
Итальянцы сражались упорно. Они выскакивали из неподавленных укрытий и встречали нападение с примкнутыми штыками. "Ли-Энфилд" сталкивался с "Каркано". Все знали, что в штыковой атаке выживает только кто-то один. Другие бойцы дрались шанцевым инструментом. Лопатки с заточенными лезвиями становились боевыми топорами. Некоторые - немногие - бросились бежать. Их наградой был штык-нож в спину или сапёрная лопатка в череп. Клаас никогда потом не вспоминал деталей этого боя. Только то, что он пошёл врукопашную, со штыком и лопаткой, и что итальянцы умерли.
В какой-то момент взошло солнце. Из передней линии траншей южноафриканцы вылезли уже при дневном свете, и двинулись на вторую. Позади себя они оставили окопы, наполненные телами, при этом понеся на удивление малые потери. Следом шла ещё одна волна пехоты, чтобы поддержать атакующих, а впереди Клааса и его людей снова встали разрывы гаубичных снарядов, разрушающих основные укрепления.
Всё уже начало рушиться - Клаас почувствовал это. Он ощущал битву, её темп, и знал, что скоро она закончится победой. Итальянцы начали отступать, оставляя позиции или поднимая небольшие белые флажки. Клаас их не винил. Они наверняка видели и слышали, что творилось в передовых окопах, и не хотели пережить то же самое.
Наступление превратилось в преследование. Ощущения Клааса оказались верны. Итальянцы сдавались и отступали. К тому времени, как основная линия обороны была занята южноафриканцами, итальянская пехота уже убежала в тыл, погрузилась на машины и направилась на север, подальше от артиллерийского огня и людей с штыками. Несколько арьергардных отрядов дали им для бегства достаточно времени. Но это было неважно, по одной очень простой причине. По той же самой причине сражение состоялось именно здесь, у городка столь незначительного, что для его нахождения требовалась отдельная карта.